Обличье и манера показывали интеллигентного человека. Он, казалось, был равнодушен к своему спасению.
В первое мгновение его приняли за шведа или норвежца.
Но велико было общее изумление, когда доктор весело и радостно проговорил, обращаясь к капитану и офицерам, окружившим спасенных:
— Соотечественник… Русский… Сергей Сергеевич Курганин… Пойдемте, Сергей Сергеевич… Сейчас чаю и закусить…
— А поместитесь ко мне, Сергей Сергеевич! — воскликнул Каврайский, весь мокрый.
Все радостно жали руку бородатому господину. Со всех сторон слышались восклицания:
— Как сюда попали?
— Откуда?
— Куда шли?
— На каком пароходе потерпели крушение?
— Потом расскажете мне подробно, Сергей Сергеевич… А пока отдохните после этого ужасного испытания! — говорил капитан.
Курганин слегка приподнимал сомбреро, показывая кудрявые, сильно заседевшие волосы, и не выказывал никакой радости от того, что находится среди любезных соотечественников, и на все вопросы отвечал коротко и даже суховато: «Шел из Вальпарайсо на грузовом английском пароходе. Вчера ночью он сгорел. Все спаслись и успели взять свои вещи. Другая шлюпка с капитаном и штурманом ночью разлучилась…»
Затем Курганин пошел за инженер-механиком и Каврайским в кают-компанию. Всем бросилось в глаза это равнодушие Курганина, и его посещение Вальпараисо, и какая-то сдержанность.
Особенно он удивил капитана. Подозвав доктора, он ввел его в свою каюту и тихо и несколько значительно спросил его:
— Кто такой этот господин?
— Я назвал: Курганин.
— Это я слышал, доктор. Но я бы спросил вас, какое его общественное положение, так сказать?
— Не знаю. Не спрашивал, барон… Курганин не из разговорчивых… Но по нескольким его словам видно, что он из интеллигентных людей.
— Зачем же он попал в Вальпараисо? — спрашивал капитан, и его лицо выражало недоумение.
— Верно, путешествует, барон! — нетерпеливо проговорил доктор.
— На грузовом пароходе?
— А что ж… Если нет больших средств.
— Без средств не путешествуют так далеко. Вы заблуждаетесь, любезный доктор… Я плавал много, а в отдаленных странах таких туристов я не видал. Не понимаю. Решительно не понимаю, доктор!
И, видимо старающийся понять и обеспокоенный, что не может понять, барон раздумчиво покачал головой и продолжал:
— Очень странно! «Есть много, друг Горацио…» А вы, доктор, пожалуйста, не беспокойте пассажира расспросами… И намекните, чтобы в кают-компании были деликатны… Все-таки не наше дело, почему этот господин в Вальпараисо… Не наше… И вы, доктор, уж пожалуйста, как тоже больше статский человек, позаботьтесь о пассажире, и вообще, чтобы ему было, знаете ли, спокойно и хорошо… Мне кажется, что он болен… Такое у него лицо… Англичане счастливы, что спасены, а он… Может быть, пожар так подействовал на него…
И, несколько конфузясь, прибавил:
— И вот что еще, доктор… Знаете, так деликатно нужно… Если пассажир, вы понимаете… без средств в путешествии, то как-нибудь… предложите ему взять в долг… Я охотно могу передать вам некоторую сумму… У меня есть лишние сто долларов… Так я, доктор…
Все еще ошалелые глаза барона светились выражением доброты и в то же время стыдливости, когда он прибавил:
— И, прошу вас, доктор, чтобы ни одна душа не знала!..
«Славный ты немца», — подумал доктор и сказал:
— Будьте спокойны, барон. Но я думаю, что Курганин не возьмет… Что-то у него в лице есть… И — вы правы — нервы у него, должно быть, не в порядке.
В эту минуту вбежал рассыльный.
— Старший офицер велел доложить: прикажете сниматься с «дрейфы»?
— Разумеется… Сниматься…
И, когда рассыльный вышел, барон, любивший сообщать доктору все свои случайные недоумения, сказал:
— Вот и этих англичан… придется везти до Батавии…
— А им, барон, и Курганину нужно на мыс Доброй Надежды…
— То-то и затруднение. Я решил не заходить на Мыс… Так и доложил в Петербурге управляющему министерством… Мы можем делать шикарный переход… И адмирал мне сказал: «Ну что ж… хорошо!..» И мне хочется оправдать его слова…
— Да разве, барон, министру так и нужно, если он сказал: «Ну что ж… хорошо…» Право, ему все равно…
— Но мне не все равно! — не без горделивости промолвил капитан. — Правда, появилось новое обстоятельство… Эта шлюпка с русским и англичанами… В том и затруднение… Я уже решил не заходить на Мыс…
— Так завезите англичан и русского в Каптаун…И наша команда освежится… и офицеры… Да и вам, барон, надо развлечься…
— Но как же… Вдруг на Мыс…
— И, право, отлично, барон… Матросы уж затосковали… Да и кают-компания нервничает… Еще бы… Ну, я пойду, барон… Пассажира буду угощать…
— Так вы, доктор, можете по долгу службы подать мне рапорт о том, что для здоровья команды необходимо зайти на Мыс?..
— Обязательно и с восторгом, барон! — сказал доктор и, повеселевши, вышел в кают-компанию.
По случаю аврала офицеры были наверху.
Только старший механик оставался около Курганина и хлопотал, чтобы ему скорее подали закусить и чаю.
Неожиданный пассажир хоть и очень интриговал Ивана Васильевича, но уже не производил на него прежнего неприятного впечатления.
Его сухощавое и серьезное лицо, изрезанное морщинами, умное и спокойное, было не из веселых и довольных, и в его глубоко сидящих глазах было что-то тоскливое и вместе с тем непокорное. Но оно не казалось таким сурово-равнодушным и пренебрежительно-сдержанным, каким казалось всем в первый момент появления соотечественника на «Руслане».