Но все-таки что-то странное, непохожее на других, что чувствовалось в этом скромно одетом молчаливом господине, несколько стесняло добряка Ивана Васильевича, и он деликатно не навязывался к нему с расспросами.
Старый механик то и дело пододвигал Курганину то сыр, то колбасу, то разные консервы и вино, и был очень доволен, что человек, только что выскочивший из большой опасности, сидит здесь, где тепло и светло, и уписывает все за обе щеки почти что с жадностью.
Пришел доктор и стал угощать гостя.
— Уж меня угощает господин инженер… Спасибо. Я ем за троих. Забыли взять провизию с парохода.
— И вы не ели сутки?
— Вода была…
Он потом выпил два стакана чаю и спросил:
— Вы куда идете, господа?
— В Батавию, — отвечал механик.
Несколько минут прошло в молчании. Пассажир с удовольствием пил чай.
— Ура! Идем на Мыс! — радостно воскликнул лейтенант Вершинин, входя в кают-компанию. — Сейчас барон велел переменить курс. И пообедаем же мы на берегу после подлых консервов! И увидим, доктор, женскую красоту… Там ведь англичанки. Готовьте только денежки, доктор и Иван Васильевич!
Старший механик добродушно запротестовал.
— Не врите… Я женатый…
— Скажите, пожалуйста, какой Иосиф прекрасный!.. Жена в Кронштадте, а вы будете в Капштадте… Наверно туда дернем. От Каптауна два шага…
И, обращаясь к Курганину, лейтенант сказал:
— Мы вас спасли, а вы — нас. Из-за вас да англичан капитан идет на Мыс… Следовательно, не спаси мы Вас, не видать бы нам англичанок… Восхищайся малайками… Так позвольте выпить за ваше здоровье… Какого вина прикажете?
— Никакого.
— Почему?
— Не пью.
— По принципу?
— Из-за печени.
— В таком случае один выпью… Ваше здоровье!
Пришли в кают-компанию и другие офицеры. Все были оживлены.
Еще бы! Через два дня моряки будут на берегу.
И по такому-то случаю кто-то велел подать бутылку шампанского. Содержатель кают-компании приказал подать десять бутылок.
— Согласны, господа?
Все, разумеется, согласились.
Выпили за скорый приход на Мыс. Выпили за капитана, за старшего офицера, за кают-компанию.
Доктор и Каврайский предложили тост за спасенного соотечественника.
Тост был принят сдержанно. Пассажир не разделял общего оживления и многим казался несимпатичным и даже подозрительным. Не рассказывает ни о пожаре на пароходе, ни о себе, ни о том, чем занимается и зачем путешествует.
Подвыпивший Вершинин даже подумал: «Уж не стибрил ли пассажир крупного куша и не бежал ли из России? По всему видно, что умный человек!»
Однако все подняли бокалы. Курганин только пригубил из своего бокала.
А Вершинин чокнулся и «дипломатически» спросил пассажира:
— Мне кажется, я вас встречал в Петербурге?
— Возможно… Я долго жил в Петербурге.
— Так… так… Извините… Не были вы директором банка?
— Нет! — усмехнулся пассажир.
— Значит, ошибся… А очень на вас похож один директор банка…
— Если бы Сергей Сергеевич был директором банка, то не путешествовал бы на грузовом пароходе! — заметил мичман.
А Каврайский озлился и хотел проучить Вершинина, но вместо того сказал ему:
— Вы… много выпили шампанского!
Молчаливый пассажир взглянул на мичмана, и в глазах его мелькнула ласковая улыбка.
Особенно не нравился пассажир старшему офицеру. Он сразу почувствовал, что этот господин совсем чужой и не из «порядочных» людей. Это видно и по костюму, и по серой фланелевой рубахе, и по несколько грубоватым рукам.
«Да и черт знает, что это за птица? Русский — так и будь русским! Должен почувствовать, что с русскими!.. А между тем сидит точно янки… Скотина!.. Точно не знает приличия».
И старший офицер с усиленной любезностью проговорил:
— Не будет нескромным, если спрошу, давно ли вы из России?
— Год…
— И, верно, соскучились по России?
— Нисколько! — просто и искренно ответил пассажир.
Многие переглянулись.
— Даже нисколько?.. Вы — оригинальный соотечественник! Ведь как там заграницы ни хороши, а отечество… свое… родное! — впадая в некоторый пафос, продолжал старший офицер. — И там свое дело… служба… друзья… И, главное, домашний очаг… Жена… дети…
И так как пассажир поднял свои внимательно-серьезные глаза на Евгения Николаевича и не торопился отвечать, ожидая, что еще скажет этот видимо влюбленный в себя моряк, то старший офицер почувствовал к пассажиру еще большую неприязнь и, внезапно закипая злостью, продолжал:
— И что, собственно говоря, особенно привлекательного в заграницах?.. Разве что природа, да, пожалуй, хорошие гостиницы… А если сравнить, где проще и сердечнее люди, где больше не показного, а настоящего патриотизма… Где?.. Неужели все эти говорильни не показали их бессилия сделать что-нибудь серьезное…
Пассажир по-прежнему молчал.
И старший офицер не без раздражения спросил:
— Вы, верно, не согласны со мной?..
— Не согласен!
Многие с удивлением взглянули на пассажира.
А старый механик, разрешивший себе кроме шампанского пройтись и по хересам и почувствовавший себя решительно несчастным вдали от королевы Марго, обратился к пассажиру и, слегка заплетая языком, проговорил:
— Сергей Сергеевич!.. Вы не согласны. И это ваше дело. Быть может, и я с вами соглашусь, если узнаю, почему вы не согласны… Но вот мы здесь… Черт знает где… Вы чуть не погибли. Так неужели вас не тянет в Россию… к домашнему очагу?.. А я так сейчас бы в Кронштадт… Извините, Сергей Сергеевич… Сию бы минуту…